Алекс замер неподвижно, со странным трепетом наблюдая за художником. Даже его отчаянной ругани внимал с затаенным восторгом. Только на мгновение зажмурился на какое-то мучительное "не хочу". И задал сам себе вопрос: И что теперь? Ты это хотел услышать? А зачем? Зачем, Алекс?..
Ангел едва сдержал смешок, только губы предательски дрогнули, ну да ведь художник не видит сейчас. Поэтому можно. Сейчас - можно. И почему он так болезненно реагирует на искренность?
Алекс глубоко вздохнул и подался вперед, осторожно касаясь рыжих прядей, рассыпавшихся по плечам художника.
- Ты извини, ладно? - почти жалобно произнес ангел и неловко погладил Клемента по спине. - Я ведь и правда по-другому не умею. А ты.. почему?..
Ну спросил, да, а что "почему"? Вот как спросить? Почему у него голова не в порядке и чувства не контролируются? Да не важно это, если уж так сказать. В крайнем случае выпьешь ты его негативные эмоции, ничего страшного не случится...
Смогу, да.
А захочу ли?
- ... а ты в порядке? - быстро закончил Алекс, неожиданно для себя задерживая руку на плече художника и сжимая пальцы.
Не сильно, кажется. Но крепко. Вот так бы и держал вечно, как... да что уж тут, как хранитель. Вечная опора? Не получится у тебя, Алекс. Никогда не получится.
Алекс невесело улыбнулся и качнулся назад, отпуская художника.

Разжавшуюся ладонь неожиданно неприятно обожгла прохлада, и Алекс вздрогнул. Ошибся. Не вовремя. Слишком сосредоточился на себе и забыл слушать художника, кто бы подумал, что для этого тоже концентрация требуется... ангел, разве так можно? Ты же не себе нужен, а...
Клементу? - почти с надеждой спросил сам себя Алекс, и сам же себе не ответил, потому что слышать чужие чувства - не значит их понимать. И с уверенностью сказать ничего нельзя. Хотя хочется...
Художник сглатывает и нервно наматывает на палец рыжую прядь. Алекс змурится, сдерживая отчаянное желание обнять его и успокаивающе погладить по голове, но - нельзя, это ты из вас двоих мальчишка, он ведь просто оттолкнет... или нет? А может быть так, что нет?
– Мы так и собираемся все утро здесь проводить?
А голос хриплый... нервничает. Ну почему у меня все наперекосяк? Почему так все нелепо? - с горечью искривил губы Алекс, выпутываясь из одеяла и на ощупь натягивая кроссовки. И только после этого выпрямился и неожиданно как-то нервически ответил вопросом на вопрос:
- А куда мы пойдем? Или ты местный?

Райла сидела на холодном заборе почти всю ночь. Демонесса насквозь промокла, но, казалось, этого не замечала: ни капель, падающих с челки на лицо, ни хлюпанья в сапогах. Только пальцы да флейта в руках так и остались сухими. В ее руках ничто никогда не мокло. Хоть что-то хорошее в этой магии огня есть.
Губ она не чувствовала, к тому времени как дождь закончился, мелодия порвалась и замолкла. Райла повалилась боком на бетонный блок и задремала, крепко прижав флейту к груди.

Разбудила ее доносившаяся откуда-то из-за угла чья-то болтовня. Голоса были подозрительно знакомы, но сонное сознание девушки отказалось вспоминать. Она села, потянулась, разминая затекшую спину, потерла кулаками глаза, как маленькая девочка. Взяла флейту под мышку и осторожно заглянула за угол.
Из открытого окна машины выглядывала рыжая шевелюра художника.
Тут-то Райла окончательно проснулась. Голова отозвалась эхом боли. Девушка поморщилась.
Еще не хватало снова с ними столкнуться. Больно будет. И мне, и ему больно. А ангелу - тем более.
Ураган мыслей - убежать, спрятаться, подальше отсюда, исчезнуть.
Она прислонилась спиной к мокрому бетону и вздохнула.
- Одни неприятности от тебя, демон.
- Может, не заметят? Пройдут мимо?..

Художник глянул в окно, несколько задумавшись.
– Пешком, – решил он.
Дождь…
Вылезая из машины и щелкая брелком, он ежился от холода и почти счастливо улыбался. Холодные капли катились за шиворот, рубашка вновь вымокла, впрочем, так и не успев высохнуть, волосы повлажнели и червонным золотом обрамляли утонченное лицо Клемента. Он отвел рукой прилипшую к щеке прядь и прикрыл ладонью рот, дабы никто не увидел его довольной ухмылки.
Глаза бесцельно обшаривали улицу, а ноги сами несли уже вперед, по улице. Ни души. Только в проулке…
…прислонившись спиной к бетонной стене, сидела Райла.
Художник замер, будто натолкнувшись на невидимую преграду. Мозг прожигали импульсы страха: безумного, почти ощутимого не то что ангелам и демонам – простым людям. Клемент замер, не шевелясь, и лишь смотрел на девчонку полными безумного ужаса глазами.
Но дождь нежно касался его щеки, тонкими пальцами-каплями пробегал по волосам, запутываясь в них, лаская и успокаивая.
Все хорошо, – словно говорил он. – Ничего не бойся. Я с тобой…
И Клемент… нет, он не перестал бояться. Он просто немного, совсем чуть-чуть успокоился.
И вспомнил набросок, который рисовал до поздней ночи.
Слезы, стекающие по щекам потерянного мальчика и напуганной девочки…
…и свои собственные слезы.
Слезы жалости.
Она еще ребенок… – напомнил он себе.
Но она – монстр, – возразил внутренний голос. И с ним Клемент был еще больше согласен.
Однако сделать он ничего не мог. Словно все мышцы тела парализовало.
Мальчик… – неожиданно вспомнил он. Но теперь он думал о нем не как об обычном ребенке.
Как о защитнике.
– Алекс… – тихо, но властно позвал он. Голос предательски дрожал.

Отредактировано Clement (2007-04-21 22:15:44)

Тепло.
Тщедушное тело (и как только душа держится?) прижимается к художнику, не в страхе – успокаивая. Теплая волна проходит через Клемента, выжигая страх, истерику, подступающую к вискам боль-воспоминание, и вместо них, вместо этого разрушительного вихря эмоций и ощущений, остается лишь пепел, тень их былой мощи. Ему все еще страшно, нервозно, но теперь он в состоянии это контролировать, удерживать в себе, не давать гибельным эмоциям выплеснуться наружу. Ступор прошел, окаменевший художник позволяет себе чуть-чуть, совсем немного расслабиться и хватануть ртом воздух, холодный, терпкий, своей льдистой влажностью обжигающий легкие. Руки сами ложатся поверх ладоней Алекса, словно бы художник просит – небывалое дело! – у мальчишки поддержки, словно умоляет не оставлять его одного наедине с не девочкой-монстром, нет –  наедине с собственным страхом, с этим унизительно-омерзительным чувством.
Слезы дождя катятся по лицу, путаясь в густых ресницах, охлаждая губы, касаясь кожи, не давая расклеиться, разбиться на тысячи кусков. Дождь снисходительно улыбается меньшому брату, брату-человеку с обычно надменным, а теперь – по-детски испуганным выражением лица, и приглаживает его рыжую шевелюру, яркий лучик солнца в пасмурный день.
Но художник не светит. Он как-то обессилено выдыхает, отводит от Райлы взгляд и хриплым от былого испуга голосом, почти безразлично, как-то устало спрашивает:
– Чего ты хочешь?..
И тут же руки сжимаются, прося, ища, вымаливая поддержку у ангела.
Ведь, он, в конце концов человек. Даже не смотря на то, что он художник.
Художники – они видят.
Они не умеют защищать себя.
Или…
…или это только отговорки?..

Глаза девчонки светятся адским, нечеловеческим пламенем, и художник невольно вздрагивает. Но… свечение тускнеет, от него остаются лишь искры, остатки былого огня.
– Что? – еле слышно спрашивает она, и Клементу приходится подавлять в себе желание истерически рассмеяться и броситься прочь. Да и Алекс держит крепко, не отпустит…
– Что ты здесь делаешь? – чуть громче задает вопрос Клемент, сглатывая. И мысленно ругает себя на все лады: глупее ничего не мог придумать?
Стареешь, художник…
А Алекс молчит, прижимаясь щекой к его плечу, и от него просто ощутимо переливаются волны умиротворения. Как от ангела, – неожиданно для самого себя понимает Клемент. – А Райла – как демон.
Он жмурится, чувствуя, как к вискам подступает какая-то тяжесть, и нехотя отрывает руки от ладоней Алекса, чтобы сжать голову и хоть как-то успокоиться. Он уже практически насквозь промок и замерз, но дрожит больше от пережитого страха и от его остатков, чем от холода.
– Почему ты тогда плакала? – вырывается вопрос.
Глаза художника испуганно расширяются.
Договоришься, Клемент… Закрыл бы лучше рот на замок.

Руки заживают… все у них не как у людей…
Клемент истерически хихикнул – про себя, конечно – этой мысли, на деле же плотно сжимая губы, дабы не ляпнуть еще чего-нибудь. Он лишь внимательно рассматривает руки девушки – на них есть следы былых ожогов, но кажется, что это давние шрамы… А ведь ожоги, судя по всему, она получила вчера.
Точно, демон…
– Так как тебя зовут? – спрашивает она, в свою очередь как-то оценивающе, может, даже высокомерно разглядывая замершего художника и прижавшегося к нему мальчишку.
– Клемент, – как-то по-детски послушно выдыхает он, старательно отводя взгляд. Боится. Не выкачал ты из меня весь страх, ангелок, или кто ты там…
Страшно, страшно, страшно… вдруг опять эта боль? Вдруг опять – жидкий огонь в голове, молот по вискам? Нет, Клемент, успокойся, ты только дразнишь ее, она наверняка чувствует твой страх. Кто ты в конце концов, размазня или художник?! Смотри, смотри ей в глаза и прекрати дрожать. Покажи, кто тут главный…
И он берет себя в руки. Отчужденно, как-то холодно смотрит на Райлу, правда, избегая ее глаз, размеренно, спокойно дышит и высвобождается из объятий Алекса – тот сначала как-то напрягся, но потом обреченно отпустил художника. А тот, не обращая внимания на льющуюся за шиворот воду, становится между ними – опасная игра! – и, глядя куда-то в сторону, отчужденно спрашивает:
– Мне кто-нибудь объяснит, что происходит? Кто вы оба такие?

Такое странное ощущение - когда ты теряешь "нить", уже не имея возможности "держать", и вдруг понимаешь, что ты идиот, потому что "держат" уже тебя, а ты осознал это только что...
Хотя он, наверное, даже этого не чувствует. Наверное. Может быть. Да и важно ли? Главное - держит...
Алекс глубоко вздохнул, с сожалением выпуская художника и удовлетворенно отмечая, что страх ушел - пусть и не так быстро, как хотелось бы, но все же. Ангел с прищуром взглянул на девочку.
Демон. Сейчас - почти - демон.
Алекс, научись думать предложениями, а не отдельными словами, пожалуйста. Это может пригодиться при общении с человекообразными.
Сколь бы неподходящая для веселья ни была ситуация, но сдержать смешок Алекс не сумел. Быстро взглянул на задумчиво вертящую в руках флейту демонессу и шагнул вперед и вправо, разрывая линию, которую выстроил художник, замерев между ангелом и демоном. Треугольник. Треугольник лучше - я вижу лица обоих.
- Она демон, - честно сказал Алекс, усмехаясь уголком губ и глядя художнику в лицо - но не в глаза. - А я ангел, что тут непонятного? А что происходит, я и сам бы знать хотел...
Алекс вопросительно взглянул на Райлу.

– Не знают они… Я догадывался, – сквозь зубы процедил Клемент, поглядывая то на Алекса, то на Райлу.
Ангелок, значит, и демонское отродье. Это все объясняет, и еще больше путает. Допустим, теперь понятно, почему мне так спокойно с ангелом, а демон чуть не сожгла мне мозг. Но… какого я им обоим сдался?  Почему, куда бы я ни отправился, я все время натыкаюсь на них? Я что, проклят? Или наоборот, благословлен? Что я такого сделал?
Художник не выдержал, и вновь сжал виски руками, прикрыв глаза. Признаться, он еще больше запутался. Не знал теперь, как себя вести, что делать, что говорить.
Если она – демон, значит, мне нужно ее избегать. Она – зло.
Если он – ангел, он несет добро. Это его обязанность – защищать. Меня, к примеру. Значит – с ним.
Нет, черт подери, нет! Я – сам по себе, я хочу быть собой, а не придатком к ангелу или демону. Я – художник, птица свободного полета! Я – не зло и не добро, я человек, самый что ни на есть обычный человек, в конце концов! Я. Не. Хочу!!!
Он прорычал какое-то ругательство сквозь зубы, и открыл глаза. Демон-Райла вертела в руках свою флейту, ангелок-Алекс вопрошающе смотрел на нее.
А может, ну их? Пусть сами разбираются?
Клемент провел рукой по влажному лицу и опустил руки. Сердито поглядел на землю, как-то ожесточенно сплюнул, взглянул на этих, и задал новый вопрос, срывающимся от волнения голосом:
– Зачем вы меня преследуете? Что вам от меня нужно?
Лицо художника искривилось, а сам он сжал кулаки.
…Кажется, он начинал злиться.

Клемент слушал миниатюрный монолог Алекса, и с каждым произнесенным мальчишкой словом все больше и больше менялся в лице. «…в любой момент… скажи, Клемент… да кому…»
Бешенство перехлестывало через край, и у художника от злости аж потемнело в глазах. Вот мы какие, ангелочки. Поехидничать захотел, Ваша Светлость? Да я тебя… что ты хотел сказать? «Да кому ты нужен?» Правильно, Алекс, никому я не нужен. Это мне нужно. Все и сразу. Врезать бы тебе по личику светлому. Чтобы понял, каково это – когда расшибает голову в лепешку, когда страх парализует мышцы. Ну?! Хочешь попробовать?!! Так я с радостью, ты только скажи!!!
Клемент закусил губу, с трудом сдерживая гнев. Незачем, незачем ему сейчас давать себе волю.
Ты не с мальчишкой разговариваешь, художник, а слушает вас не девчонка-бродяга. Они сильнее тебя, помни. Ты же хочешь жить? Вот и молчи. Да, унизительно. Да, мерзко. Зато цел будешь.
Вдох. Выдох.
Я спокоен…
Вдох.
Не нервничать…
Выдох.
Терпи, Клемент, ради всего святого…
Вдох.
Девять кругов ада, ну и напряжение… Опереться бы на что-нибудь, лишь бы на ногах удержаться…
Выдох.
Все хорошо… Ну ладно, все будет хорошо.
– С тобой все ясно, – холодный, безразличный кивок в сторону Алекса. – А ты? Что молчишь, четверть-демон, а?
В похолодевших синих глазах нет ни одной эмоции. Лишь в их глубине плещется яростный, безотчетный, безумный гнев.

Отредактировано Clement (2007-04-23 20:01:28)

Яростно сверкнув глазами, Клемент, уже не думая о последствиях, вскинул голову, смотря Райле в лицо… Да так и застыл, поперхнувшись заготовленной тирадой.
В глазах девушки желтыми всплесками полыхало пламя. Яркий костер ее демонической сущности. Ни гнева, ни ненависти. Ничего человеческого. Лишь презрение и готовность в любой момент наказать зарвавшееся существо.
Художник вздрогнул, поспешно жмурясь, и почувствовал, как по щекам, смешиваясь с дождем, стекают слезы безотчетного, постыдного страха. Ну в самом деле, в чем я виноват? Почему это происходит со мной?! Нелепая случайность, да?
К вискам вновь подступал призрак старой боли. Хотелось забиться к ангелу – мальчишке? – под крылышко, но гордость не позволяла, а она, похоже, даже сейчас была сильнее страха.
Пропадешь, художник. Как пить дать, пропадешь.
Ноги подкашивались, и Клемент, едва их переставляя, зашагал к стене дома, старательно обходя Райлу стороной. Зашел под козырек, судорожно вздохнул, оперся рукой о стену и достал из кармана чудом не промокшие сигареты.
Веселый язычок огня заставляет тлеть засушенные табачные листья, и дым, клубясь, проходит в легкие человека, слегка согревая его. Но художник все равно дрожит. Прикрывает глаза и, боясь их открыть, старательно втягивает в себя отравленный никотином дым.
Может, я просто сплю?
Нет, не может. Добро пожаловать в жизнь, художник. Это тебе не тепличные условия родного дома, где ты всегда успешно правил балом. Добро пожаловать в Силен…
Последняя фраза раскатами грома отдается в голове, и высказана чужим голосом, словно кто-то залез в сознание Клемента.
Левой рукой художник прикрывает лицо, пытаясь незаметно стереть с него следы непрошеных слез. Губы его шевелятся, словно он пытается сказать что-то и сам того не осознает.
– Я схожу с ума, – шепчет он. И совершенно беззлобно смеется: сначала тихо, а потом по нарастающей, пока улыбка не превращается в оскал, а смех – в истерику.
Слишком много. Для него одного.

Слов было меньше, чем он ожидал, но молчаливые диалоги этих двоих с самими собой эхом отдавались в голове, хотя слов и не разобрать - да и к чему, без них все ясно, понятно... до ужаса.
Алекс качнулся с пятки на носок и попытался вздохнуть - не вышло, воздух словно сгустился и оброс колючками, застревая в горле и обдирая его в кровь. Меньше всего на свете ему хотелось сейчас показаться жалким - кому? самому себе? на тебя слишком сильно влияют чувства художника, дурак бескрылый - но руки отказались слушаться рассудка, и уже через мгновение ледяные ладони с силой сжали гудящую, словно налитую расплавленным свинцом голову. Глаза ангел закрывать не стал, да и вряд ли это помогло бы.
- Ну почему все так нелепо? - против воли вырвался у Алекса совершенно неправильный вопрос. - Почему нельзя... иначе? Люди... люди, пусть и не совсем и не все... это люди?
С побледневших губ сорвался хрипловатый смешок, и мальчишка тут же сжал зубы - скулы резко выступили на худом лице. Алекс осторожно отпустил собственную голову и привычно обхватил руками плечи. Как от холода. Хотя почему как?
И все плачут. Романтика! - язвительно хмыкнул человек.
Не все, - возразил ангел, запрокидывая лицо к небу и жадно ловя губами пресные капли. - Не все...
Небо хмуро пряталось за сплошной поток серых облаков.
Надо сейчас подойти к художнику. Успокоить... Или к Райле, а потом уже к художнику, пусть оба в себя придут, хотя вряд ли чем я смогу помочь демонессе.
Надо...
Только я еще немного постою, ладно?

>>>>Улицы Темного квартала
Билли на полной скорости вылетел на Главную улицу, но потом резко затормозил, сообразив, что бег только привлекает к нему ненужное внимание. Теперь Билли шел медленно, вальяжно переваливаясь с ноги на ногу. Он настолько увлекся отработкой собственной походки, что пропустил первую помойку. Случайно обернувшись, парень заметил свое упущение и смачно выругался:
- Да чтоб тебя! Гребаный город! Нельзя, ..., было сделать нормальные, ..., помойки! ...! ...!!! ..., как всегда!
Совсем уже злой, Билли вспомнил, что мусорки есть у Отеля. “А что, неплохая мысль! Избавиться от трупа возле гостиницы – в этом определенно что-то есть...” Хищно улыбнувшись своей мысли, Крошка Билл похлопал по мешку:
- Ну что, Господин Эрик-или-как-вас-там, у вас еще есть возможность попрощаться с любимым городом!
Спустя несколько минут Билли уже был около Rest Hotel, со стороны черного входа, там, где стояли мусорки.
- Давай, старичок, скажи Силену “прощай!” и помаши ручкой! – Билли хохотнул и поднял крышку мусорного бачка. Опустив мешок с трупом внутрь, он вернул крышку на место и тут внезапно понял, что он здесь не один. “Болван, надо быть осторожнее!” Крошка Билл вжался в стену и огляделся вокруг. У автостоянки он заметил группку из трех человек (а человек ли?): два парня и девушка.
- День другой – дерьмо всё то же... – процедил Билли сквозь зубы слова какого-то знаменитого писателя. Он постарался как можно незаметнее подойти поближе, поскольку не мог понять, заметили его или нет. “А вдруг они видели, как я прощался с Эриком?! Тогда - ...! Хотя нет, вроде бы пока всё нормально. Черт! А что, если они притворяются, а сами уже давно меня приметили?” Билли поймал себя на том, что слишком громко дышит. Он постарался взять себя в руки и немного успокоиться. В который раз за это утро...
- А жизнь тебе испортить я могу. Тем более, если ты так этого хочешь, -донеслось до слуха Билли.
“Кажется, я невовремя...”

Билли присмотрелся к группке повнимательней. "Таак... А у них тут, я погляжу, весело... Ну почему меня угораздило притащиться именно сюда?!" Билли нервничал.
А тут ещё, словно стремясь окончательно всё изгадить, один из парней ("Джинсовый") вдруг посмотрел прямо в его, Билли, глаза. "Не к добру... Ох, надо уносить ноги!"
Билли привык доверять своим предчувствиям. Инстинкты обычно не врут... А от подобного сборища ничего хорошего ждать явно не стоит!
"Он... Он принюхивается?!" - с возмущением понял Крошка, глядя на Джинсового. Почему-то он не слишком опасался его ("Слишком уж добреньким выглядит. Такие милашки не способны воткнуть нож в твою спину"), зато девченка внушала опеделенную тревогу. Да что там! У Билли просто волосы вставали дыбом, когда он на нее смотрел. "Что за черт?!" Постаравшись стряхнуть с себя взгдяд Джинсового незнакомца, Билли решительно зашагал к нему, не давая себе времени передумать. "Ииии... нах!" Мысленно Билли попрощался с Силеном, совсем как бедный Эрик несколько минут назад. Бедный Йорик!
"Да что это со мной? Что мне может сделать кучка каких-то подростков. Безобидных подростков..."
Крошка Билл подошел, наконец, к Джинсовому. Остановился на расстоянии вытянутой руки.
- Извините, не знаете, как пройти к Центральному Парку? - начал он.
"Что я несу?!" Но поздно, Билли понесло...
- Понимаете, я здесь совсем недавно, я не местный. Заблудился вот. Окрестности осматривал. Заодно мусор решил выбросить...
"Заткнись сей же час, Крошка Билл!" - приказал себе Билли и замолчал, с любопытством и страхом ожидая реакции незнакомцев.